В закулисье Олимпиады

Анжела Саакян, ставшая первым армянским допинг-офицером, поработавшим на олимпийских играх, в беседе с нашим корреспондентом приоткрыла некоторые интересные подробности того, что происходило на недавней зимней олимпиаде в Южной Корее. Выяснилось, что при ее непосредственном участии был раскрыт один из четырех случаев нарушения антидопинговых правил.

— Каковы ваши впечатления от олимпийского дебюта?

— Все было так, как я себе представляла. Ежедневная работа по налаженному графику, включающему ночное дежурство. Я, как и было обговорено, участвовала в проведении допинг-контроля горнолыжников сразу по окончании соревнований. Но мы проводили и внесоревновательные тесты представителей всех видов спорта. В первом случае особо не были перегружены работой — каждый допинг-офицер брал по 2-3 пробы в день. А вот количество внесоревновательных проверок достигало 12-13. Эта работа, будучи более объемной, требовала меньше усилий, чем приглашение спортсменов сдавать анализы сразу после соревнований. Сами понимаете — разные ситуации, разный эмоциональный настрой. Я специально не считала, но, думаю, за 17 рабочих дней взяла около 200 допинг-проб.

— И все дали отрицательный результат?

— Не все. Именно наша группа выявила наличие запрещенного препарата в организме российской бобслеистки Надежды Сергеевой. Это была внесоревновательная проверка. Мне пришлось ждать завершения тренировки, чтобы проводить членов российской четверки на станцию допинг-контроля. Кстати, на этой олимпиаде Сергеева вместе с Анастасией Кочержовой завоевала серебряную медаль в соревнованиях экипажей-двоек. А пострадала она по своей оплошности. Дело в том, что у нее был обнаружен стимулятор, применение которого вне соревнований не воспрещается. Просто, она должна была заранее отметить в специальной декларации, какие препараты принимала за 7 дней до старта. Тогда это не считалось бы нарушением.

— А представители каких стран были вместе с вами в группе?

— Обычно в группе были два иностранных допинг-офицера и несколько местных, то есть корейцев. В нашей группе иностранками были я и немецкий допинг-офицер. При выполнении задания — приглашении спортсменов к допинг-контролю, учитывалось и владение допинговым офицером языком, на котором можно свободно общаться с атлетами данной страны. Именно поэтому организацию допинг-контроля российских бобслеисток доверили мне. При этом со спортсменками работали исключительно допинг-офицеры женского пола, а со спортсменами — мужского.

— Можно ли констатировать, что эти Игры были самыми “чистыми” в истории зимних олимпиад?

— Пожалуй, поскольку было выявлено лишь 4 случая нарушения антидопинговых правил. В их эпицентре оказались японский конькобежец, словенский хоккеист, российские керлингист и бобслеистка. Впрочем, факт применения россиянами запрещенных препаратов доказать не удалось. Там не все столь однозначно. Такое впечатление, словно их подставили. В любом случае керлингиста дисквалифицируют на 4 года, а насчет бобслеистки сказать ничего не могу.

— Дисквалифицируют без доказательства вины?

— В любом случае, это квалифицируется, как нарушение антидопинговых правил. Но, понимаете, от мельдоната керлингисту ровно такая же польза, как рыбе от велосипеда. Поэтому это выглядит просто абсурдно.

— Хорошо, тогда чем же, на ваш взгляд, обусловлена столь радужная картина на олимпийских играх, спорт стал чище?

— Думаю, это стало прямым следствием ужесточения контроля. Люди наконец-то осознали, что допингу объявлена беспощадная война. До олимпиады все без исключения участники прошли тщательную проверку. Вы знаете, что строже всех проверяли россиян, заявки которых принимались только после индивидуального изучения всех данных. Так что, по-другому просто быть не могло. Фактически, в хоккее, в котором применение допинга наиболее распространено, было выявлено всего одно нарушение, а в лыжных гонках и биатлоне — ни одного.

— Довелось ли вам завязать интересные знакомства, пообщаться с известными спортсменами и специалистами?

— Конечно, познакомилась с опытными коллегами, некоторые из которых работали уже на пятых олимпийских играх. Но многие из 45 иностранных допинг-офицеров, как и я, были новичками на олимпиаде. А с известными спортсменами мы пересекались постоянно, поскольку, в первую очередь, допинг-контроль проходили чемпионы и призеры Игр. Именно мне довелось провести проверку олимпийской чемпионки, трехкратной победительницы мировых первенств по горнолыжному спорту Микаэлы Шиффрин из США. Был и забавный случай. В числе спортсменок, которым выпадало пройти допинг-контроль по случайному выбору, постоянно оказывалась одна и та же польская спортсменка. Казус в том, что она не поднималась выше 30 места. Причем всякий раз, как по заказу, именно нашей группе доводилось проверять ее. При очередной встрече мы уже подшучивали по этому поводу.

— Что дало вам участие в этой олимпиаде?

— Прежде всего, бесценный опыт. Вот, например, интересная в связи с этим история. Претендующая на медаль немецкая горнолыжница в итоге заняла 4 место. Естественно, после соревнований ходила сильно злая и под ее горячую руку попалась моя помощница, которую мы называем шаперон. Молодая корейка доставила извещение, чтобы немка явилась на допинг-контроль, но ответить на уточняющие вопросы не смогла, поскольку не владела английским. Именно за это и зацепилась немка, упорно требующая объяснений, почему представительница антидопинговой службы не говорит по-английски. Я поняла, что немка просто провоцирует нас и поэтому с невозмутимым видом сообщила ей, что если она сейчас же не успокоится, то я в соответствии с регламентом составлю докладную о ее неадекватном поведении. Немка мгновенно успокоилась, хотя до этого буквально рвала и метала. Но, все же после сдачи анализа, в графе “Замечания” акта написала, что шаперон не владел английским. Она, наверное, не знала, что шапероны являются волонтерами и вовсе не обязаны быть полиглотами.